Премия Рунета-2020
Россия
Москва
+15°
Boom metrics
Звезды21 мая 2019 18:30

Евгений Войскунский: Для меня фронтовое братство важнее, чем споры, куда вести Россию

Старейшему писателю-фантасту страны исполнилось 97 лет
Илья ВЕРШИНИН
Девятого апреля Евгению Львовичу исполнилось 97 лет

Девятого апреля Евгению Львовичу исполнилось 97 лет

Фото: YouTube

Евгений Войскунский - классик отечественной фантастики. Его имя прогремело на весь Союз в шестидесятые, когда в издательстве "Детгиз" вышел роман "Экипаж "Меконга", написанный Войскунским вместе с братом Исаем Лукодьяновым. Молодым бакинским авторам удалось невероятное. Во-первых, они придумали революционную по тем временам идею сверхпроницаемости, с помощью которой можно ходить сквозь стены и гнать нефть без труб на сотни километров. Во-вторых, на роман новичков откликнулся престижный британский журнал "Фаундейшн", назвав роман "одним из самых интересных событий в советской научной фантастике".

Книга и по сей день считается классикой жанра и многие читали и перечитывали ее, может быть, даже не зная, что автор "Экипажа "Меконга", участник Великой Отечественной войны Евгений Войскунский - жив и здоров. Девятого апреля Евгению Львовичу исполнилось 97 лет.

В свои почтенные годы он меньше всего напоминает старика: много читает, размышляет и пишет. Полгода назад издал роман «Балтийская сага», на который у него ушло семь лет.

О войне и мире, о дружбе с поэтом Михаилом Дудиным и писателем-фантастом Аркадием Стругацким писатель рассказал корреспонденту "КП".

"Самая страшная ночь в моей жизни - когда "Иосиф Сталин" шел на дно"

- Евгений Львович, страшно сказать, вы - участник войны с 1941 года. Когда к вам пришло первое ощущение войны?

- Я о начале войны узнал, находясь в армии. Меня призвали еще осенью 1940-го года, сначала привезли в Кронштадт, где зачислили в состав 21-го Отдельного восстановительного железнодорожного батальона, который занимался строительством военных железных дорог. Через несколько дней нашу команду призывников вывезли из Кронштадта на полуостров Ханко, который мы получили от финнов после окончания войны с Финляндией в аренду на 30 лет. А война для нас началась 25-го июня 1941 года, когда на нас обрушила огонь 31-я финская батарея. Финляндия бросила на полуостров шквал артиллерийского огня. Причем, они били прицельно по городу.

- Какой эпизод войны воспоминаете?

- Самая страшная ночь в моей жизни - это эвакуация с полуострова Ханко в Кронштадт. 2-го декабря мы погрузились на «Иосифа Сталина», турбоэлектроход очень хорошей амстердамской постройки. В два часа ночи я услышал, как прогрохотал взрыв, потом еще один. Наш корабль наскочил сначала на одну, потом на другую мину... Когда прогремел третий взрыв, «Иосиф Сталин» начал погружаться на дно, а после четвертого взрыва стало казаться, что корабль разорвался на части. Поэт Михаил Дудин затащил меня в каюту, где стояли наши винтовки в первом виде, и сказал: «Давай застрелимся! Я не хочу и не буду кормить рыб». Он протянул свои длинные ручищи к винтовке. Я ударил его по руке и сказал: «Нет, идем!» В общем, я вытащил его из каюты.

Нам удалось пробиться на верхнюю палубу. Когда к борту «Сталина» подошел тральщик, Мишка Дудин вскарабкался на фальшборт и, держась за стойку, прыгнул на тральщик. Я тоже приготовился прыгать, но рядом резко прошли два тральщика и после этого тральщике, на котором находился Миша, резко заработали машины. Стоя на фальшборте, я подумал: «Ну все, кончено!» Так прошли минуты или часы, но, к счастью, подошел еще один тральщик. Его номер я запомнил на всю свою оставшуюся жизнь - «БТШ-217». Я прыгнул на него и вместе с ним ушел в Кронштадт.

- Как вы познакомились с Дудиным?

- В редакции газеты "Красный Гангут", она выходила на Ханко. Однажды там опубликовали объявление: просим присылать стихи, рассказы и фельетоны, если они у кого-то имеются. Я написал рассказ и фельетон, в котором разделывался с Гитлером и заметку о том, как наш батальон работает по укреплению базы. Все это отправил в газету. Шли дни, недели, и я стал об этом уже забывать, как вдруг - меня снимают с работ, вызывают в землянку к комиссару батальона, а там - редактор газеты, батальонный комиссар. Он меня расспросил обо всем и дал задание — написать передовую статью о том, что происходит на полуострове Ханко.

А уже в конце сентября или начале октября меня забрали в штат редакции газеты «Красный Гангут». Когда я пришел в редакцию, то там, как оказалось, уже напечатали мой рассказ. О нем, конечно, даже смешно сейчас говорить, очень ученический. Там раненый боец бормочет в бреду строчки из Багрицкого, моего любимого поэта.

Редакция газеты располагалась в подвале высокого каменного дома, примыкающего к порту гавани. Когда я пришел и спустился туда, ко мне навстречу в коридорчике вышел высокий голубоглазый парень с соломенными волосами. «Ты — Войскунский?» - спросил меня. Простер вперед руку и сказал:

Он мертвым пал. Моей рукой

Водила дикая отвага.

В ответ я прокричал:

Ты не заштопаешь иглой

Прореху, сделанную шпагой.

Так мы до конца прочитали стихотворение Багрицкого «Баллада о Виттингтоне» и со смехом пожали друг другу руки. С этого началась моя дружба с Михаилом Дудиным, впоследствии, как вы знаете, известным поэтом, который тогда, можно сказать, только еще начинал свою поэтическую работу.

Вскоре гарнизон с полуострова Ханко эвакуировали. Мы прибыли в Кронштадт и я получил назначение во вновь организуемую газету Кронштадтской военно-морской крепости «Огневой щит». Здесь я прослужил до осени 1944-го года, занимая должность главного секретаря редакции. В 1944-м году меня назначили секретарем редакции во вновь организуемой военно-морской базе Поркала-Удд, расположенной рядом с городом Хельсинки.

Стругацкий пожал мне руку и сказал: "Бойтесь женщин, падающих с теплоходов"

- Евгений Львович, как вообще вы, флотский офицер, фронтовик, стали писателем-фантастом?

- Вскоре после демобилизации мы с моим двоюродным братом Исаем Лукодьяновым начали писать роман. Брат был почти что на девять лет старше меня и из-за разницы в возрасте в школьной юности мы с ним не общались, а вот в послевоенные годы потянулись друг к другу. Саму идею проницаемости подсказал случай. Однажды в Баку мы с моим сыном выходили из цирка, услышали на перекрестке визг тормозов и увидели, как из-под колес вышел человек. Но нам он показался бесплотным, словно этот человек прошел сквозь кузов грузовика.

Как ни странно, но это, казалось бы, мимолетное событие, послужило толчком к написанию романа «Экипаж «Меконга». Правда, тогда мы с братом думали о приключенческом романе, а не о фантастическом.

- Как вы с братом распределяли роли, когда работали над книгой?

- Начинал все Лукодьянов. Мы с ним обговаривали текст и события очередной главы. Затем он приступал к творческому процессу, а я к этому делу подключался позднее. По сути дела, переписывал то, что он написал, и вносил свое.

- Сколько времени работали?

- Около двух лет. Начали в 1959-м году, а когда в 1960-м году официально закончили и отправили рукопись в «Детгиз», хотя к тому времени я уже знал, что в издательствах не любят самотек. Тем не менее, в том же году я получил письмо: «Уважаемые Евгений Львович и Исай Борисович! Мы с интересом и удовольствием ознакомились с вашим романом «Экипаж «Меконга». Хотим поздравить вас с определенной удачей. В рукописи есть вещи, которые необходимо обговорить, исправить и устранить, есть какие-то замечания. Но мы считаем возможным включить книгу в план издания 1962 года». Далее стояли две подписи: главный редактор такой-то и редактор — А.Стругацкий.

Когда нам прислали договор, я приехал в Москву, заявился в «Детгиз» и познакомился с Аркадием Стругацким. Он пожал мне руку и сказал: «Бойтесь женщин, падающих с теплоходов». Это была фраза из романа... Мы подружились со Стругацких с первой минуты знакомства и, когда переехали в Москву, дружбу продолжили.

"Антисемиты объявили, что мы написали книгу, в которой иудей прилетает на землю и учит советских людей жизни".

- Что представляла из себя советская фантастика?

- Знаете, в 60-е годы начался самый настоящий взлет фантастики в русской литературе. И дело заключалось не только в том, что стали выходить романы братьев Стругацких. Появились романы Снегова, возник очень хороший писатель Север Гансовский. Этот взлет продолжался и в 70-е годы, а потом пошел на убыль. Почему? Потому что в Госкомиздате стали к фантастам присматриваться и решили: «Что эти фантасты себе позволяют?» Начались притеснения. А впоследствии возникла даже антисемитская группа. Из-за этого даже я пострадал.

- Расскажите об этом.

- У нас с Лукодьяновым вышел роман «Ур, сын Шама». Так вот, нашлись люди, связанные с Госкомиздатом РСФСР, которые представляли из себя антисемитскую группу. Они вдруг объявили, что, дескать, Войскунский и Лукодьянов написали книгу, в которой иудей прилетает на землю и учит советских людей жизни. Вот такую написали хреновину! Ни о чем таком у нас мыслей не было. Да и вообще, шумеры не иудеи вовсе. (Некоторые даже считают, что они — тюркского происхождения).

В общем, оценив ситуацию, я написал письмо в ЦК о том, как ведут себя антисемиты. А вели они себя совершенно определенно: занимались вытеснением лиц еврейской национальности из фантастики. Долгое время на мое обращение не приходило никакого ответа. И вдруг меня пригласили в Госкомиздат СССР. Работница этого учреждения мне сказала, что она сама прочитала роман «Ур, сын Шама», отдала его на рецензию уважаемому критику, фамилия которого неизвестна, и там никаких следов антисемитизма не обнаружили. «Ну, - сказал я, - так, значит, все в порядке?» «Нет, - ответила она. - Вы понимаете, что вы сделали? Вы обвинили в антисемитизме государственное учреждение». После этого я ушел из фантастики, так как понял, что больше нас с Лукодьяновым издавать не будут.

- Тяжело ли вам было после фантастики переходить к реалистическому методу?

- Я бы не сказал, что тяжело. Дело в том, что и наши фантастические книги, как писала критика, отличала достоверность. То есть, читая наши романы, можно было поверить, что так оно на самом деле и происходило. Поэтому я без малейших усилий перешел к обычному, как говорится, «мейнстриму».

"Фантазия необходима любой литературе"

- Как так получилось, что вы стали вести семинары по научной фантастике?

- Я вел обычный московский семинар по фантастике и, кроме того, "малеевский семинар" в «Доме Творчества», расположенном в Малеевке. Мы с женой Лидой очень часто туда ездили. А первый наш семинар там начался в 1982-м году в день, когда умер Брежнев. На семинарах собирались талантливые ребята, с которыми было интересно разговаривать. В своей работе мы составляли некоторый план. Я и Дмитрий Биленкин руководили молодыми прозаиками-фантастами, а Лариса Исарова — «приключенцами».

- Кто-то из ваших учеников вошел в большую литературу?

- Ну среди моих учеников был, например, Михаил Веллер. Мне уже тогда стало ясно, что это — вполне себе сложившийся писатель. Но я с ним не общаюсь с тех пор, как он вышел на какой-то новый уровень. На днях звонил мой ученик Женя Лукин и поздравлял с днем рождения.

- По какому методу вели свои занятия?

- Метод очень простой. В этом смысле мы с Биленкиным являлись единомышленниками и считали, что фантастика — это прежде всего литература, поэтому она должна обладать всеми свойствами литературы. То есть, иметь характеры, сложившийся и вывернутый сюжет и развернутые человеческие отношения.

- А как бы вы обозначили ваш творческий метод?

- На мой последний роман «Балтийская сага» в издательстве «Экслибрис» была написана рецензия. Так вот, ее автор охарактеризовал мой стиль или манеру как романтический реализм. Конечно, полностью согласиться с этим определением я не могу, но отчасти это так. А вообще, на мой взгляд, это просто реализм безо всяких прилагательных. Ведь фантазия в литературе необходима. Лично я считаю, что писательская работа включает в себя три момента: во-первых, наличие дарования, во-вторых, воображение, и, в-третьих, душевный опыт. Так что без воображения даже не стоит браться за перо.

- Над чем работаете сейчас?

- Последняя моя книга — роман «Балтийская сага» - вышел осенью прошлого 2018-го года. Эту книгу я писал семь лет. Одна из ее главных частей посвящена Кронштадтскому мятежу 1921-го года, вернее, эху этого мятежа.

- Причисляли ли вы себя к какому-то литературному лагерю?

- Можно сказать, что да, причислял. Когда началась перестройка и возникла известная организация «Апрель», то я сразу туда вошел. Я — член Союза писателей Москвы, а это, как известно, демократический Союз. Есть у меня коллега — Миша Годенко. Он немного постарше меня. Если мне в этом году исполнилось 97 лет, то ему будет уже 100. Когда я работал позднее в редакции флотской газеты «Огневой щит», которая находилась в городе Кронштадте, то печатал его стихи. Так вот, он состоит в Союзе писателей России. Но это не значит, что мы с ним - какие-то враги. Для меня фронтовое братство важнее, чем всякие литературные и прочие споры, в том числе и том, куда следует вести Россию. Эту мысль я провожу в одной из своих книг.