Премия Рунета-2020
Россия
Москва
+2°
Boom metrics
Дом. Семья31 марта 2019 8:40

"Сколько бы женщины ни рвали лифчики за свои права, политика остается миром мужчин"

"КП" продолжает знакомить читателей с миром современной прозы
Политика остается миром мужчин

Политика остается миром мужчин

Фото: Евгения ГУСЕВА

"Комсомольская правда продолжает знакомить читателей с современной прозой. Представляем роман молодого автора Дарьи Сойфер "Лайки вместо цветов". Несколько часов назад книга вышла в издательстве "Эксмо", ее героиня - профессиональная журналистка, она искренне презирает "глянец", считая его местом приложения труда глупых кур. Но жизнь повернулась так, что "в глянец" приходится устраиваться ей самой....

– И почему вы решили сменить сферу деятельности? – Аделина Викторовна Бельская закинула ногу на ногу и сложила руки на коленях с видом заправского психоаналитика.

От собеседований Лера явно отвыкла.

– Ну, это ведь по-прежнему журналистика… – выдала она, изо всех сил стараясь придать голосу достоверность.

– Неубедительно, – качнула головой главред «Gloss’а». – То есть да, это правда. Но ты так явно не считаешь.

Лера замялась. Врать она не привыкла, но здесь было не то место и не то время, чтобы рубить правду о своих убеждениях. И как люди вообще получают работу, которая им против шерсти? Кто-то ведь идёт вкалывать официантом или шпалоукладчиком, потому что нет денег на гречку. Вряд ли они убедительно рассказывают о том, что всю жизнь мечтали о такой должности!

– Мне очень нужна эта работа, – выдала Лера единственную честную фразу, которую могла озвучить.

– Но ты бы предпочла, чтобы у тебя был другой вариант? – Бельская прищурилась.

Ну зачем она так? Ищет повод для отказа? Развлекается? Хочет поиздеваться? Может, как и Настя, она всю жизнь ждала возможности позлорадствовать над серьёзным журналистом? Вроде «ты, может, и умнее, зато работы у тебя нет»? Да на здоровье! Пусть хоть одна из них получит удовлетворение от этой встречи.

– Да, – спокойно кивнула Лера. – Но больше меня нигде не берут.

Вот, пожалуйста. Теперь можно смеяться и источать сарказм, мстительность и скепсис. Однако Аделина почему-то не сделала ни того, ни другого, а продолжала внимательно изучать Леру.

– Я рада, что ты не стала юлить, – сказала наконец глава журнала. – Я ценю в людях честность. Не скрою, у меня очередь из тех, кто мечтает здесь работать. Кто собирал все выпуски «Gloss», кто грезит миром моды и красоты.

– Знаю, – кивнула Лера. – Но всё равно спасибо, что уделили мне время... – Она уже привстала, чтобы уйти, но Аделина подняла руку, жестом заставив Леру снова сесть.

– Я не закончила, – сухо сказала Бельская, выгнув бровь, и Лера опять почувствовала себя ученицей католической школы. – Я знаю таких, как ты. Считаешь, что женские издания – для глупых куриц, которые, кроме маникюра, ни о чём думать не способны. Политика, экономика, социальная сфера – это да. Это серьёзно. А последние прыщи и первые морщины – для дурочек.

Лера молчала. Что-то ей подсказывало, что шанс у неё ещё есть и терять его из-за одного короткого «да» не стоит.

Аделина взяла со стола ручку и принялась задумчиво вертеть её в руках.

– Я была такой же, – вдруг сообщила Бельская. – Ну, может, чуть менее мужеподобной... Но в целом я тебя понимаю. В девяностые во время путча я размахивала светлыми идеалами на баррикадах.

– Вы?.. – выдохнула Лера. Воображение услужливо рисовало элегантную дамочку на каблуках с бейсбольной битой среди спецназовцев. И картинка плохо укладывалась в голове.

– Я. Я была в оппозиции, я ратовала за смену власти, я писала обличительные материалы и помогала свергнуть высокопоставленных воров. Было дело.

– И как же тогда... – Лера запнулась, подбирая деликатную формулировку, но Аделина считала посыл без лишних слов.

– Как я дошла до жизни такой? – горько усмехнулась она. – Мне понадобился не один год, чтобы осознать, как сильно я ошибалась. Свободы слова не существует. Ни в России, ни в любой другой стране. Нельзя делать ставки на политиков. Они всего лишь люди, а для людей власть – наркотик. И под опиумной волной идеалы плавятся, гнутся, искажаются, как часы на картинах Дали. Всё меняется, и вот ты уже никому не нужный журналистик, который выполнил свою работу. Тебя отшвыривают скомканным фантиком и продолжают большую игру.

– Но почему «Gloss»?..

– Знаешь, как бы женщины ни рвали лифчики за свои права, политика останется миром мужчин. И те редкие феминистки, которые пробиваются туда, на самом деле просто превращаются в мужиков. Я поняла, что невозможно изменить пирамиду сверху. Ты только переставляешь флажок на пике, а надо перестраивать кладку. Начинать с кирпичей.

– Менять самих людей? Мышление?

– Именно. Слышала такую фразу: «Рука, качающая колыбель, правит миром?»

– Пословица, кажется.

– Она самая. – Аделина кивнула и склонила голову набок, улыбаясь, как Джоконда. – Ты знала, что женщины читают гораздо больше? Что больше половины аудитории почти любого телеканала – женщины? Пресса, соцсети? Шестьдесят процентов минимум. А теперь скажи, кто воспитывает новое поколение? Кто учит новых людей, что такое хорошо и что такое плохо?

– Женщины, но...

– Без «но», Валерия. «Gloss» учит свободе изнутри. Мы говорим правду, и здесь никто не затыкает нам рот, потому что для политиков мы – всего лишь журнал о помаде и сумочках. Они думают, что если в статье нет имени президента, значит, она неважна и бесполезна. Но при всём внешнем лоске, мы копаем глубже. Мы учим женщин, что они заслуживают счастья и независимости. Что можно жить так, как хочется, вместо того, чтобы посвятить себя борщам и уборке. Что красота нужна только нам – для себя, не для кого-то другого. Что у нас есть потребности, о которых говорить не стыдно. И даже важно. Что мы можем диктовать свои правила и говорить «нет», когда считаем нужным. Из мелочей, Валерия, вырастает настоящая свобода.

И снова Лера не находила слов. Звучало, конечно, красиво. Но как-то слабо тянуло на правду. Гламур – и глубокие идеалы? Вот уж вряд ли.

– Ты мне не веришь, – усмехнулась Бельская. – Я тоже не сразу к этому пришла. Подумай вот о чём: ты считаешь себя самобытной, прямой и независимой? На самом деле ты просто переняла мужской тип поведения. Прогнулась на начальном этапе, приняла их правила, чтобы тебя взяли в игру. Ну что, понравилось? С тобой никто не церемонился. И где ты оказалась? Соломатин нокаутировал тебя в первом же раунде.

– Откуда вы?..

– Навела справки. А теперь послушай, что я тебе предложу. Ты выложишься в «Gloss». Без дураков, без халтуры и снисходительности. Без вот этого «этим курицам всё равно, что читать». Я хочу, чтобы ты показала мне, как работает настоящий журналист. Отнеслась к работе серьёзно. Я дам тебе испытательный срок. И если ты пройдёшь его достойно, я помогу тебе.

– В каком смысле? – насторожилась Лера.

– С Соломатиным. Мы разместим твою историю в журнале. Расскажем о дискриминации, о собаках. О том, как ведёт себя «завидный жених». Ты выйдешь на второй раунд, но уже по-женски. И посмотришь, как работает наша аудитория. По рукам?

Лера не знала, радоваться ей или бежать, как от свидетелей Иеговы. Аделина Бельская была определенно гениальным оратором. Но даже она не смогла бы заставить Леру вот так по щелчку пальцев сменить все убеждения. Переодеться в юбку и кинуться обниматься с сёстрами по разуму. И всё же идея отомстить Матвею Соломатину звучала так соблазнительно, что перевешивала всё остальное. Поэтому Лера подняла подбородок и посмотрела в глаза своему новому шефу.

– Я никогда не халтурю, – искренне сказала Лера. – Если берусь за работу, выполняю её до конца. Дайте мне шанс, и я это докажу.

– Именно это я и хотела услышать. – Аделина встала и протянула руку Лере. – Завтра в десять летучка, не опаздывай. И имей в виду: здесь, в «Gloss», своих не бросают.